Informations sur Jean-Pierre Alibert et les Soyots – Information about Jean-Pierre Alibert and the Soyot People

Extrait du livre de VP Solonenko et IA Kobelyatsky « Eastern Sayans », 1947 – traduction automatique Google

2.1. Français

Le gisement de graphite Botogol a une histoire longue et fascinante, dont les pages les plus frappantes sont associées au nom d’Alibert.
Alibert était l’un des industriels les plus importants de son temps, capable de combiner des activités pratiques avec scientifiques et culturels. Par conséquent, le souvenir de lui est resté avec les résidents locaux à ce jour.
Et maintenant, le pionnier de l’endroit est parfois considéré comme Alibert, l’occasion pour laquelle il est un message privé, publié en 1854 dans le Bulletin de la Société géographique: « En 1846, quand j’étais en voyage d’affaires en Sibérie orientale, on m’a présenté les hauts plateaux de la province et, malgré la richesse des diverses espèces de pierre Sayan et de ses branches, je suggère d’étudier la chaîne de montagnes qui se trouvent à proximité de la frontière chinoise, afin de mettre en œuvre à long nourri mon désir de trouver un bon graphite. Pour cela, j’ai fait plusieurs voyages sur la ligne du bassin versant des rivières Irkout. Kitoï, Belaïa, Oka … Après beaucoup de travail et des efforts constants, enfin, j’ai eu la chance d’ouvrir le dépôt principal de ce minéral dans l’un sur les contreforts de la crête Sayan, dans les profondeurs du massif de Botogol».

Une histoire plus plausible de la découverte du gisement a été publiée vingt-cinq ans plus tard par SI Cherepanov, qui en 1838 a servi d’huissier à Tounka. Une fois, pour sauver les chasseurs pendant la saison de pêche, dans laquelle le plomb s’était écoulé, il faisait fondre les plombs de l’horloge murale. Giri était couverte de cuivre, et les chasseurs bouriates, présents à la fonte, décidèrent que Cherepanov connaissait le secret de la transformation du cuivre en plomb. Il a fallu un certain temps, et Cherepanov l’un des chasseurs a la pierre, semblable au minerai de plomb, « Voici Noyon (?), le chasseur se tourna vers Cherepanov, « vous faites du plomb à partir du cuivre, et nous avons toute une montagne de minerai de plomb, et nous ne savons pas comment en extraire le plomb. »»

Cherepanov, dans le minerai de plomb, potentiel reconnu du graphite et a découvert qu’il a été trouvé sur le massif de Botogol. Ainsi, les découvreurs du graphite de Sayan sont les chasseurs bouriate, parmi lesquels il y a de merveilleux rangers.
SI Cherepanov en 1847 a livré des échantillons de graphite à Saint-Pétersbourg et a déposé une requête auprès du ministère des Finances pour créditer le dépôt au Trésor. Le ministre Vronchenko n’a pas jugé possible de le faire et a transféré le dépôt Botogol de graphite en pleine propriété de Cherepanov, et ce dernier a vendu ses droits à Alibert pour 300 roubles.

Alibert s’intéresse depuis longtemps à l’industrie du graphite. Il l’a étudié pendant plusieurs années en Europe occidentale. L’épuisement du gisement de Borrowdale (Angleterre), qui était en fait un fournisseur monopolistique de graphite de haute qualité, a fait monter le prix à un niveau très élevé. Ceci, apparemment, explique la poursuite d’Alibert après le graphite, son énergie et la persévérance avec laquelle il a mené l’exploration et l’exploitation du gisement. Alibert a commencé l’exploration en 1847, l’année suivante, il a formellement formalisé ses droits sur Mariinsky, comme il a appelé sa mine Marinskii (la mine de Sainte Marie).

Au cours des premières années d’exploration et de l’exploitation du corps de graphite n’a pas justifié les espoirs Alibert et seulement après « huit années de labeur acharné et privations de toutes sortes, -comme il écrit dans le Journal de la Société géographique, –le destin voulait me rendre heureux avec de bons cadeaux pour moi, et ma patience fut récompensée avec plein succès, la découverte le 3 février de cette année 1854, dans une reconnaissance latérale appelée le Mariinsky, la qualité vraiment supérieure du graphite de la dignité même que je désirais. ». Mais avant qu’il n’obtienne le plein succès de ses recherches, Alibert est menacé à plusieurs reprises de ruine complète et plus d’une fois menacé de prison pour dettes, il est contraint en 1851 de s’associer avec F. Zanadvorov, ce qui lui causa, par la suite, des ennuis majeurs.

Alibert a produit du graphite de la plus haute qualité. et le reste du minerai et la roche vide étaient disposés dans des murs de pierre droits, ressemblant aux murs d’une forteresse miniature d’un ancien château. De ces décharges, des centaines de tonnes de graphite ont ensuite été sélectionnées.
Le graphite a été soigneusement trié, scié en parallélépipèdes corrects et en emballage robuste sur des chevaux a voyagé presque 7000 kms à Nuremberg à la fabrique de crayon d’AV Faber. Les crayons Faber avec l’inscription « graphite sibérien d’Alibert » étaient généralement reconnus comme les meilleurs au monde.
Pour l’exportation du graphite Alibert construisit une route du massif de Botogol à la station. Goloumet (?). Des traces de cela, en dépit de l’énorme activité destructrice des rivières Khontchen (?) et Ourik et d’autres forces naturelles, ont survécu jusqu’à nos jours.
Botogol au sommet du massif où il y avait une mine, une villa du propriétaire et une colonie de mineurs, Alibert a conduit la route, dont la construction a duré 12 ans et le coût a été estimé à 2 roubles. pour le haut. La route se déroule magnifiquement sur la pente, une pente sud-ouest pittoresque du massif, et bien conservé jusqu’à ce jour.
Sur le dôme central du massif, où il y avait la mine et les bâtiments principaux de la mine, Alibert a fait un arrangement, vu de la montagne de la Croix, qui ressemble à un immense parterre de fleurs dans le centre duquel était une chapelle.
Pour se protéger des vents hivernaux insupportables, Alibert a clôturé son village avec un large mur de pierre, jusqu’à 6 m de hauteur, et a construit deux brises vents spéciaux, jusqu’à 10 m de hauteur. Sous la protection du mur, à 2200 m d’altitude, parmi les toundra rocheuses des lichens et des marais. a grandi dans un petit jardin.
Alibert a non seulement créé la première mine techniquement équipée dans le centre des Sayans orientaux, mais sa résidence au sommet du massif de Botogol et la ferme au pied du massif étaient une sorte de centre culturel dans ce coin reculé de la Sibérie.
L’une des principales réalisations d’Albert dans cette direction a été la implantation de l’élevage bovin parmi les Soyots.
Alibert s’intéressait non seulement au graphite, mais aussi à d’autres minéraux des monts Sayans. Il a recueilli des blocs de jade, dont certains ont été transportés en Europe occidentale, et certains ont été vendus sur place.

Le partenaire d’Alibert, F. Zanadvorov, aurait dû construire une usine de crayon et fournir de nouveaux équipements pour la mine. Mais il n’a pas respecté ses obligations. En plus, la fabrication de crayon a changé de façon spectaculaire, grâce à laquelle de bons crayons pouvaient être faits avec du minerai de graphite à faible teneur. Alibert, mis par ces circonstances dans des conditions économiques difficiles, se rendit en 1859 à Saint-Pétersbourg, puis à Paris ne revint plus à la mine. Les travaux dans la mine ont duré environ un an, et en 1861 ont été arrêtés.
Pendant longtemps, il a été possible d’entendre des interprétations différentes dont, souvent, les plus fantastiques sur les raisons qui ont conduit Alibert à abandonner la mine en fonctionnement et avec toute son économie, qu’il a donné plus tard à sa confiance avec. Le marié et le bétail – Soyots, qui a travaillé avec lui. En tout cas, son départ était comme un envol précipité. Kropotkine, qui a visité la mine en 1865 a trouvé, comme il l’écrit dans « Géographie » Ritter que la mine avec des machines et des entrepôts avec des fusils sont laissés déverrouillées, les fenêtres de la maison pourrait être vu des tables recouvertes de nappes, meubles d’une manière simple, armoires, vaisselle bondé , samovars, dans la table sur la véranda il y avait des journaux, et à la surface du tas de loches de graphite trié.
Plus tard, toute la ferme a été pillée, la chapelle et les gazebos brûlés. Les voyageurs qui ont visité la mine après sa défaite, a attribué la débâcles aux mains fanatiques des Soyots, mais celà ne correspond pas avec le fait que ces mêmes mains gardé la mine sans aucune supervision au moins pendant quinze ans. Dès 1873 ID Chersky a tout trouvé intact, jusqu’aux baies et aux citrons dans la cave.
Alibert a longtemps pu oublier sa mine, dont la création a usé les meilleures années de sa jeunesse. Il a exposé des échantillons de graphite et de ses produits à des expositions à Londres, Paris, Vienne, Le Havre et quelques autres villes en Europe occidentale, assurant ainsi une renommée internationale au graphite.
Les propriétaires de la mine ont passé des décennies, et maintenant, presque un siècle plus tard, les traces de l’activité d’Alibert sont partout visibles sur le massif de Botogol.
En 1860, aux côtés de la branche d’Alibert, un célèbre chercheur de pierres précieuses, G. Permikin, a été licencié. Il a développé un corps de graphite, mais la même année, il a vendu ses droits à Alibert.
Des propriétaires subséquents de la mine, il n’y avait plus aucune trace d’activité dans la mine et aucun souvenir des gens. Selon les données archivistiques, nous apprenons qu’en 1874, le droit de mine a été acquis par VV Petrov. Pendant trois ans (1876-1879), il a pris dans les décharges de la mine Alibert environ 30 tonnes de graphite.
Bientôt Petrov est mort, et ses héritiers en 1886 ont vendu la mine Mariinsky, comme ils ont appelé la mine de Botogol,  à GF Volkov, pour seulement 50 roubles.
Volkov, apparemment, ne pense pas à exploiter le terrain, elle a sorti une petite quantité de graphite, sélectionné dans les décharges , car il était nécessaire de préserver les droits de la mine. En 1896, Volkov vendit le dépôt de 4 500 roubles au marchand NP Polyakov d’Irkoutsk.
NP Polyakov est d’accord avec la firme Faber sur la livraison de 1000 pouds (1 poud=16,38 kg) de graphite à Nuremberg. Le graphite sibérien était encore considéré comme le meilleur pour les crayons. Cela est évident du fait que la société mentionnée appréciait le graphite de Botogol environ 5 fois plus haut que le graphite de Ceylan et 25 fois plus que le graphite autrichien.
Polyakov est entré en possession d’une mine complètement détruite et négligée. Dans la mine, sous une couche d’eau de 6 mètres, il y avait une colonne de glace d’environ 40 mètres de haut. Le nouveau propriétaire de la mine débarrassé de la glace et l’eau, et en 1898 a 30 tonnes de graphite, mais les frais d’expédition de graphite au consommateur ont été si important que Polyakov a refusé le développement systématique du gisment, de même que ses héritiers qui prirent possession de la mine en 1911 .
En 1916, la mine passa entre les mains du dernier propriétaire privé, S. V. Rutchenko, qui commença à travailler avec énergie pour exploiter le gisement de graphite à cause de la guerre, devenant une matière première stratégique extrêmement rare et sa production promettait de gros bénéfices. Apparemment compter sur eux, sur leurs propres frais Rutchenko voulait construire une route de Tcheremkhovo au massif de Botogol. Il envisageait de la convertir ensuite en chemin de fer. En outre, il a pensé à construire une usine de graphite à Tcheremkhovo.
La révolution à venir, puis la guerre civile, ont interrompu, pendant 8 ans, l’exploitation du gisement.
Le 14 avril 1920, la mine de Marinsky est nationalisée.
Renaissant après la dévastation, la nouvelle industrie soviétique nécessitait une grande quantité de graphite, qui devait être importé de l’ étranger, avec des entreprises étrangères, sachant que notre position critique prise pour des prix exorbitants de graphite.
Pour se libérer de la dépendance étrangère, il était nécessaire de restaurer l’industrie russe du traitement du graphite, mais nous avons obtenu des informations que de la part des propriétaires privés et nous ne pouvions donc pas les confirmer par une évaluation objective des gisements. Il fallait étudier les dépôts de graphite avant de les exploiter. Cette tâche a été réalisée par l’expédition de l’Académie des sciences sur le gisement de Botogol, qui a donné une conclusion positive sur ses perspectives.
En 1925, le trust « Russian Gems » a loué un dépôt auprès du BMASSR et, à l’automne 1926, le premier groupe de mineurs du directeur du développement PK Kosov est apparu à la mine, composé de 22 personnes.
La mine était vide, complètement abandonné, et ils ont dû passer un long hiver dur dans des baraquements délabrés sur le haut du massif de Botogol, éprouvant des difficultés et des difficultés. Mais les mineurs ont honorablement rempli leur devoir et restauré la mine, fonctionnant sans interruption jusqu’à nos jours.
À l’heure actuelle, la mine Botogolsky est en grande partie des compresseurs installés mécaniquement, construits à Bremsberg. La mécanisation et les nouvelles formes de travail permettent de produire vingt fois plus de minerai par an que ce qui a été produit en 70 années d’exploitation pré-révolutionnaire.
Les travailleurs et les employés de la mine vivent dans deux villages – haut et bas. Leprincipal est le village inférieur, situé dans la vallée de la rivière Botogol. Il a des bâtiments scolaires bien construits, des hôpitaux, une cantine, etc., il y a aussi un bureau de poste, une station de radio, une centrale électrique et d’autres dépendances.
L’extraction du graphite est principalement effectuée par des ouvrages ouverts, qui sont prédéterminés par la forme et les conditions de l’apparition de corps de graphite, derrière lesquels le nom pas tout à fait correct de « stock » a pris racine. Les mines souterraines ne sont utilisées que sur les plus grands corps – les stocks d’Alibert et de Korneliev.
Actuellement, le travail est concentré sur l’énorme stock Korneliev, par la quantité d’accumulation de graphite cristallin avec environ 80% du carbone dans le minerai, qui n’a pas de rivales dans les dépôts mondiaux. Le puits est coupé par l’adit de capital, à travers lequel le graphite est extrait à la surface du graphite, extrait dans la dérive de la couche supérieure.
Dès le début du développement de pas de graphite du massif de Botogol et jusqu’à présent, sur le terrain, parlant au sens figuré, « écrémé » – minée seulement minerai riche et riche avec une teneur en carbone de 60% à 98%, alors que, comme l’industrie croit que le dépôt d’une teneur en carbone de 3 à 5 pour cent. Le graphite n’est exporté qu’en hiver, de la fin décembre à la mi-mars par les rivières Khontchen et Ourik à la rivière Inga (150 km) de Inga à Cheremhovo-route (90 km) et de là, vers le rail de l’Oural sur le concentrateur de Kyshtym (Oural).
Les perspectives pour le développement de la mine de graphirte Botogol sont déterminées, d’une part, pa la consommation sans cesse croissante de notre industrie du graphite à grains fins, d’autre part, par les réserves limitées de minerais riches. La croissance des réserves de conditionnement, c’est-à-dire satisfaisant les exigences existantes, ne couvre pas toujours la production. Ainsi, pour faire en sorte que le graphite industrie de l’Union et de régulariser la situation de la mine, ainsi que pour la gestion des dépôts, il est nécessaire le plus tôt possible de construire une usine de transformation. Il est nécessaire d’utiliser le minerai « pauvre » avec une teneur en carbone inférieure à 60% de la quantité permise par la teneur en graphite des normes dans le gisement de minerai à l’autre sont très riches. À l’Institut minier et métallurgique d’Irkoutsk,
La construction du concentrateur permettra le développement de minerais de blocs composés de sédiments meubles. Jusqu’à présent, ils n’ont pas été étudiés du tout, mais leurs réserves sont apparemment significatives, puisque par endroits les dépôts meubles sont constitués principalement de débris de minerai … Ecrit en 1947

Postface

Dans les Montagnes orientales de Sayan c’est un lieu unique, unique non seulement pour la nature rude et belle, le plus grand gisement de graphite de haute qualité, mais aussi monument historique et industriel du XIXème siècle (dont il reste peu d’exemples), Laors que les principales mines de graphite et de production de l’URSS ont été capturés par l’ennemi. Plus de 50 ans se sont écoulés depuis la rédaction de l’article. Les travaux d’exploration et d’exploitation ont été repris à plusieurs reprises sur le terrain, mais comme si le rocher maléfique poursuivait le gisement de graphite le plus riche. Est-ce que l’éloignement, ou la conjoncture désavantageuse, ou le manque de demande pour le graphite, ou notre mauvaise gestion commune, ont arrêté à maintes reprises le développement de cet objet unique? C’est peut-être pour le mieux que le gisement, qui n’a pas été exploité jusqu’à la fin, puisse atteindre des descendants efficaces, qui pourront en disposer raisonnablement. Mikhail Kokunin vers 1997.

2.2. Russe

(из книги В.П. Солоненко и И.А. Кобеляцкого «Восточные Саяны», 1947 г.)

Ботогольское месторождение графита имеет свою длительную  и увлекательную историю, наиболее яркие страницы которой связаны с именем Алибера.
Алибер был одним из передовых промышленников своего времени, умевших сочетать практическую деятельность с научной и культурной. Поэтому память о нем сохранилась у местных жителей до наших дней.
И в настоящее время первооткрывателем месторождения иногда считают Алибера, поводом к чему служит его личное сообщение, опубликованное в 1854 г. в Вестнике Географиче­ского общества: «В 1846 г., быв по торговым делам моим в Восточной Сибири, я познакомился с горными местностями этого края и, смотря на богатство разнородных каменных пород Саяна и его отраслей, предположил обозреть цепь гор, лежащих подле китайской границы, с целью осуществить давно питаемое мною желание отыскать хороший графит. Для этого собственно сделал я несколько поездок на линии водораздел рек Иркута. Китоя, Белой, Оки… После долгих постоянных трудов и усилий, наконец, мне представился счастливый случай открыть коренное месторождение этого минерала в одном на отрогов Саянского хребта, в недрах Ботогольского гольца».
Более правдоподобная история открытия месторождения была опубликована двадцать пять лет спустя С. И. Черепановым, который в 1838 г. служил приставом в Тунке. Однажды чтобы выручить охотников в промысловый сезон, у которых кончился свинец, он расплавил свинцовые гири стенных часов. Гири были обтянуты медью, и буряты-охотники, присутствовавшие при плавке, решили, что Черепанов знает секрет превращения меди в свинец. Прошло некоторое время и Черепанову один из охотников принёс камень, похожий на свинцовую руду: «Вот нойон,—обратился следопыт к Черепанову,—ты из меди делаешь свинец, а мы имеем целую гору свинцовой руды, а свинца добывать из неё мы не умеем».
Черепанов в предполагаемой свинцовой руде узнал графит и выяснил, что он найден на Ботогольском гольце. Таким образом, первооткрывателями саянского графита являются буряты-охотники, среди которых встречаются прекрасные следопыты.
С. И. Черепанов в 1847 г. доставил образцы графитов в Петербург и подал прошение в Министерство Финансов о зачислении месторождения в казну. Министр Вронченко не счёл возможным сделать это и передал Ботогольское месторождение графита в полную собственность Черепанову, а последний за 300 рублей продал свои права Алиберу.
Алибер давно интересовался графитовой промышленностью, изучал её в течение ряда лет в странах Западной Европы. Истощение Борроудельского месторождения (Англия), являвшегося, по существу, монопольным поставщиком высокосортного карандашного графита, чрезвычайно подняло цену на него. Этим, по-видимому, объясняется погоня Алибера за графитом, его энергия и настойчивость, с которой он проводил разведку и эксплуатацию месторождения.
Алибер приступил к разведке в 1847 г. В следующем году он официально оформил свои права на «Мариинский прииск», как он называл свой рудник.
В первые годы разведка и эксплуатация графитовых тел не оправдала надежд Алибера и только после «восьмилетних неустанных тяжких трудов и лишений всякого рода,—как писал он в Вестнике Географического общества,—судьбе угодно было осчастливить меня своими благими дарами и терпение моё было вознаграждено полным успехом, открытием 3 числа февраля сего 1854 года, в боковой разведке, называемой Мариинской, действительно превосходнейшего качества графита того самого достоинства, которого я желал». Но прежде, чем он добился полного успеха своих поисков, Алибер не раз был под угрозой полного разорения и не раз ему грозила тюрьма за долги, вследствие чего он вынужден был в 1851 г. составить товарищество с Ф. Занадворовым, доставившее ему впоследствии крупные неприятности.
Алибер добывал графит только самого высшего качества. а остальная руда и пустая порода складывались в правильные каменные стены, напоминавшие стены миниатюрной крепости древнего замка. Из этих отвалов впоследствии были отобраны сотни тонн графита.
Графит тщательно отсортировывался, распиливался на пра­вильные параллелепипеды и в прочной упаковке на лошадях отправлялся почти за 7000 км в Нюрнберг на карандашную фабрику А. В. Фабера. Фаберовские карандаши с надписью «сибирский графит Алибера» получили общее признание, как лучшие в мире.
Для вывоза графита Алибер построил дорогу от Ботогольского гольца до ст. Голуметь. Следы её, несмотря на громадную разрушительную деятельность рек Хончена и Урика и других природных сил, сохранились до настоящего времени.
От заимки на рч. Ботогол до вершины гольца, где была шахта, вилла хозяина и рудничный посёлок, Алибер провёл дорогу, сооружение которой продолжалось 12 лет и стоимость её оценивалась в 2 руб. за вершок. Дорога красиво развёртывается на крутом, более живописном юго-западном   склоне   гольца   и прекрасно сохранилась до настоящего времени.
На срединном куполе гольца, где была шахта и основные постройки  рудника,  Алибер произвёл планировку, при  взгляде с Крестовой горы, напоминающую громадную клумбу, в центре которой была часовня.
От нестерпимых здесь зимних ветров Алибер оградил свой посёлок широкой каменной стеной, высотой до 6 м и построил два специальных ветрореза, высотой до 10 м. Здесь, под защитой стены, на высоте 2200 м, среди щебенисто-лишайниковой и болотисто-кочкарной   высокогорной   тундры    он   вырастил   небольшой садик.
Алибер не только создал в центре Восточных Саян первый технически оснащенный рудник, но его резиденция на вершине Ботогольского гольца и ферма у подножья гольца явились своеобразным  центром   культуры   в   этом   глухом   уголке   Сибири.
Одной из крупных заслуг Алибера в этом направлении было насаждение скотоводства  среди сойот.
Алибер интересовался не только графитом,   но   и   другими, полезными ископаемыми Восточных Саян.   Он   собирал валуны нефрита, часть которых вывез в Западную Европу, а часть продал на месте.
Компаньон Алибера Ф. Занадворов должен был построит карандашную фабрику и поставить новое оборудование для рудника, но обязательства своего не выполнил, кроме того, в карандашном производстве произошли значительные изменения, благодаря которым хорошие   карандаши   можно   было   делать   и низкосортных графитовых руд. Алибер, поставленный этими обстоятельствами   в   тяжёлые экономические условия,   в   1859 г.  выехал в Петербург, затем в Париж   и   на   рудник больше не вернулся.  Работы на руднике продолжались ещё около года, а в 1861 г. были прекращены.
Долгое время можно было слышать различные толкования» нередко самые фантастические, о причинах, заставивших Алибера бросить действовавший рудник вместе со всем своим хозяйством, которое он впоследствии подарил своему доверенному в с. Голуметь, а скот — сойотам, работавшим у него. Во всяком  случае отъезд его походил на поспешное бегство. Кропоткин, посетивший рудник в 1865 г. нашёл, как он писал в «Землеведении» Риттера, что шахта с машинами и склады с орудиями оставлены незапертыми, в окошки дома можно было видеть  столы, покрытые скатертями, мебель в обыкновенном порядке, шкафы, переполненные посудой, самовары, в столе на веранде лежали газеты, а на поверхности гольца кучи рассортированного графита.
Позднее всё хозяйство было разграблено, часовня и беседки сожжены. Путешественники, посетившие рудник после его разгрома, приписывали разрушение фанатическим рукам сойотов,  но это никак не  вяжется с тем, что эти же руки сохраняли рудник без чьего-либо поощрения, по крайней мере, в течение пятнадцати лет, так как ещё в 1873 г. И. Д. Черский  нашёл всё нетронутым, вплоть до ягод и лимонов в погребе.
Алибер долгое время не мог забыть свой рудник, на создание которого ушли лучшие годы его молодости. Он экспонировал образцы графита и изделия из него на выставках в Лондоне, Париже, Вене, Гавре и некоторых других городах Западной Европы, тем самым закрепив мировую славу ботогольского графита.
Прошли десятилетия, менялись хозяева рудника, и теперь, почти через столетие, на Ботогольском гольце всюду видны следы деятельности Алибера.
В 1860 г. рядом с алиберовским отводом получил отвод известный искатель самоцветов Г. Пермикин. Он разработал одно графитовое тело, но в том же году продал свои права компании Алнбера.
От последующих владельцев месторождения на руднике не осталось никаких следов деятельности, равно, как и никаких воспоминаний в народе. Только по архивным данным мы узнаём, что в 1874 г. права на месторождение приобрёл В. В. Петров, за три года (1876-1879) отобравший из отвалов алиберовской шахты около 30 тонн графита.
Вскоре Петров умер, а его наследники в 1886 г. продали Мариинский прииск, как тогда называли Ботогольский рудник, Г. Ф. Волковой всего за 50 рублей.
Волкова, видимо, и не думала эксплуатировать месторождение, она вывезла ничтожное количество графита, отобранного из отвалов, поскольку это было необходимо для сохранения прав на рудник. В 1896 г. Волкова продала месторождение за 4500 рублей иркутскому купцу Н. П. Полякову.
Н. П. Поляков договорился с фирмой Фабера о доставке в Нюрнберг 1000 пудов графита. Сибирский графит попрежнему считался лучшим для карандашей. Это видно из того, что упомянутая фирма ценила ботогольский графит примерно в 5 раз выше, чем цейлонский и в 25 раз выше австрийского.
Поляков пришёл во владение совершенно разрушенным и запущенным рудником. В шахте под 6-метровым слоем воды залегал столб льда высотой около 40 метров. Новый хозяин очистил шахту от воды и льда и в 1898 г. добыл около 30 тонн графита, но расходы по доставке графита потребителю были настолько значительны, что Поляков отказался от систематической разработки месторождения, равно как и его наследники, вступившие во владение рудником в 1911 г.
В 1916 г. рудник перешёл в руки последнего частного владельца месторождения С. В. Рутченко, который с большой энергией принялся за эксплуатацию месторождения—графит в связи с войной стал чрезвычайно дефицитным стратегическим сырьём, и добыча его обещала большие прибыли. Повидимому, рассчитывая на них, Рутченко на собственный счёт хотел построить дорогу от Черемхово до Ботогольского гольца и имел в виду впоследствии переделать её в железную. Кроме того, он думал построить графитовую фабрику в Черемхово.
Наступившая революция, а затем гражданская война прервали на 8 лет эксплуатацию месторождения.
14 апреля 1920 г. Мариинский прииск был национализирован.
Возрождающейся после разрухи, новой советской промышленности потребовалось большое количество графита, который приходилось импортировать из-за границы, причём иностранные фирмы, зная наше критическое положение, брали за графит непомерно высокие цены.
Для освобождения от иностранной зависимости необходимо было восстановить русскую графитообрабатывающую промышленость, но сведения о ней достались нам от частных владельцев и поэтому не могли отличаться объективной оценкой месторождений. Необходимо было изучить месторождения графита, прежде чем перейти к эксплуатации их. Эту задачу по Ботогольскому месторождению выполнила экспедиция Академии Наук, которая дала положительное заключение о перспективах его.
В 1925 г. трест «Русские самоцветы» арендовал месторождение у БМАССР, и осенью 1926 г. на руднике появилась первая группа горняков заведующего разработками П. К. Косова, состоящая из 22 человек.
Рудник был пустынен,   совершенно   заброшен,   и   им   пришлось провести долгую суровую зиму в полуразрушенных бараках на вершине Ботогольского   гольца,  испытывая  лишения   и трудности. Но горняки с честью выполнили свой долг и восстановили рудник, действующий без перерывов до наших дней.
В настоящее время Ботогольский рудник в значительной мере механизирован—установлены компрессоры, сооружён бремсберг. Механизация и новые формы труда позволяют добывать в год в двадцать раз больше руды, чем было добыто за 70 дореволюционных лет эксплуатации рудника.
Рабочие и служащие рудника живут в двух посёлках — верхнем и нижнем. Основным является нижний посёлок, расположенный в долине р. Ботогола. Он имеет хорошо построенные здания школы, больницы, столовой и т. п., здесь же имеется почтовое отделение, радиостанция, электростанция и другие хозяйственные постройки.
Добыча графита производится преимущественно открытыми выработками, что предопределяется формой и условиями залегания графитовых тел, за которыми укоренилось не совсем правильное название «штоков». Только на крупнейших телах—Алиберовском и Корнелиевском штоках—нашли применение подземные  выработки.
В настоящее время работы сосредоточены на громадном Корнелиевском штоке, по объёму скопления кристаллического графита с содержанием в руде около 80%  углерода, не имеющем соперников в мировых месторождениях. Шток прорезан капитальной штольней, по которой производится откатка на поверхность графита, добытого в верхнем слоевом штреке.
С начала разработки графита па Ботогольском гольце и до наших дней, с месторождения, образно выражаясь, «снимают сливка» — добываются только богатые и богатейшие руды с содержанием углерода от 60% до 98%, в то время, как промышленными считаются месторождения с содержанием углерода от 3 до 5 процентов. Графит вывозится только зимой, с конца декабря до середины марта по p.p. Хончен и Урик до с. Инга (150 км), от Инги до Черемхово—автотранспортом (90 км) и отсюда по железной дороге до Урала, на Кыштымскую обогатительную фабрику.
Перспективы развития Ботогольского графитового рудника определяются, с одной стороны, большим и всё возрастающим потреблением нашей промышленностью мелкокристаллического графита, а с другой стороны—ограниченными запасами богатых руд. Прирост запасов кондиционных, т. е. удовлетворяющих существующим требованиям, руд, не всегда покрывает добычу. Таким образом, для обеспечения союзной промышленности ботогольским графитом и для упорядочения положения рудника, а также для рационального использования месторождения, необходимо в кратчайший срок построить обогатительную фабрику. Она необходима для использования «бедных» руд, с содержанием углерода менее 60%, которые по нормам допустимого содержания графита в руде для других месторождении являются весьма богатыми. В Иркутском горно-металлургическом институте, под руководством доцента Славнина разработана схема обогащения ботогольских руд и составлен проект опытной обогатительной фабрики.
Сооружение обогатительной фабрики даст возможность разрабатывать валунные руды, заключающиеся в рыхлых отложениях. До настоящего времени они совершенно не изучены, но запасы их, видимо, значительны, так как местами рыхлые отложения состоят преимущественно из обломков руд…

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В Восточных Саянах это особое место, уникальное не только суровой и красивейшей природой, крупнейшим месторождением высококачественного графита, оно примечательно, как историко-промышленный памятник XIX века (от которого правда, мало что осталось), как место, которое выручило страну в годы Великой войны, когда основные графитовые рудники и производства СССР были захвачены врагом. Прошло более 50 лет с момента написания статьи. На месторождении неоднократно возобновлялись разведочные и эксплуатационные работы, но как будто злой рок преследует богатейшее графитовое месторождение. Отдаленность ли, или невыгодная конъюктура, или отсутствие спроса на графит, или наша общая безхозяйственность раз за разом останавливало освоение этого уникального объекта? Может быть к лучшему, что не отработанное до конца месторождение, дойдет до рачительных потомков, которые смогут распорядиться с ним разумно…